Памяти Герцена.
Баллада об историческом недосыпеНаум Коржавин
Любовь к Добру сынам дворян жгла сердце в снах,
А Герцен спал, не ведая про зло...
Но декабристы разбудили Герцена.
Он недоспал. Отсюда все пошло.
И, ошалев от их поступка дерзкого,
Он поднял страшный на весь мир трезвон.
Чем разбудил случайно Чернышевского,
Не зная сам, что этим сделал он.
А тот со сна, имея нервы слабые,
Стал к топору Россию призывать, -
Чем потревожил крепкий сон Желябова,
А тот Перовской не дал всласть поспать.
И захотелось тут же с кем-то драться им,
Идти в народ и не страшиться дыб.
Так родилась в России конспирация:
Большое дело - долгий недосып.
Был царь убит, но мир не зажил заново.
Желябов пал, уснул несладким сном.
Но перед этим побудил Плеханова,
Чтоб тот пошел совсем другим путем.
Все обойтись могло с теченьем времени.
В порядок мог втянуться русский быт...
Какая сука разбудила Ленина?
Кому мешало, что ребенок спит?
На тот вопрос ответа нету точного.
Который год мы ищем зря его...
Три составные части - три источника *
Не проясняют здесь нам ничего.
Он стал искать виновных - да найдутся ли? -
И будучи спросонья страшно зол,
Он сразу всем устроил революцию,
Чтоб ни один от кары не ушел.
И с песней шли к Голгофам под знаменами
Отцы за ним, - как в сладкое житье...
Пусть нам простятся морды полусонные,
Мы дети тех, кто не доспал свое.
Мы спать хотим... И никуда не деться нам
От жажды сна и жажды всех судить...
Ах, декабристы!.. Не будите Герцена!..
Нельзя в России никого будить.
"Причинам и началам" революционного брожения России было посвящено опубликованное в 1972 году в самиздате стихотворение Наума Коржавина "Памяти Герцена", с подзаголовком "Баллада об историческом недосыпе" (жестокий романс по одноимённому произведению В. И. Ленина), который сопровождался авторским уточнением: "Речь идет не о реальном Герцене, к которому автор относится с благоговением и любовью, а только об его сегодняшней официальной репутации". Граждане СССР перепечатывали и распространяли эти стихи подпольно, по-ленински. Для понимания художественной "интриги" следует уточнить название газеты, издаваемой Герценом, – "Колокол", замечательное "рекламно-будильное" название революционного издания. По мнению Коржавина началось всё с декабристов в 1825 году.
Впоследствии бард Александр Дулов написал на эти стихи (с некоторыми изменениями) песню "Баллада об историческом недосыпе".
(*)… "Три составные части – три источника" – обязательные к изучению, вплоть до заучивания наизусть этого определения всеми гражданами СССР, а именно: материализм, политэкономия, коммунизм, как "три органически взаимосвязанные и взаимообусловленные составные части марксистско-ленинского учения" (из краткого политического словаря 1988 года). Материализм естественно рождал "воинствующий атеизм". Из-за взгляда на экономику исключительно через политику забывался потребитель, но не реклама революционных завоеваний, как самая главная забота всего государственно-партийного аппарата. И главное, коммунизм, как концепция рекламной кампании, позволившая так долго удерживать власть в нашей стране. Многое из деятельности коммунистов, особенно признак демократического централизма, послужил примером для развития концепции "корпоративной этики". Между вице-президентами по связям с общественностью и бывшими парторгами (комиссарами при командирах в военное время) практически нет различий.
Кстати, используемые и мной рекламные материалы вместе с перечнем их авторов можно найти в той же самой маленькой статье В.И. Ленина "Памяти Герцена", безуспешно "заученной до непонимания" не одним поколением советских людей ещё в средней школе. В этой статье Владимир Ильич Ульянов-Ленин, в частности, писал (выделения по тексту – Н.П.).
"Чествуя Герцена, мы видим ясно три поколения, три класса, действовавшие в русской революции. Сначала – дворяне и помещики, декабристы и Герцен. Узок круг этих революционеров. Страшно далеки они от народа. Но их дело не пропало. Декабристы разбудили Герцена. Герцен развернул революционную агитацию. Ее подхватили, расширили, укрепили, закалили революционеры-разночинцы, начиная с Чернышевского и кончая героями "Народной воли" Шире стал круг борцов, ближе их связь с народом. "Молодые штурманы будущей бури" – звал их Герцен. Но это не была еще сама буря. Буря, это – движение самих масс. Пролетариат, единственный до конца революционный класс, поднялся во главе их и впервые поднял к открытой революционной борьбе миллионы крестьян. Первый натиск бури был в 1905 году. Следующий начинает расти на наших глазах".Ради точности позволю себе заметить, что не пролетариат "поднялся во главе", а его ещё "более передовой, чем сам авангард" отряд – выпускники гимназий или церковно-приходских школ – "партийцы-рекламисты", оставаясь за спиной "рекламно-пролетарского авнгарда", с вершин завоёванной власти направляли революционные массы. Особенно это заметно стало в годы их диктатуры (1918 – ?), как способа конкурентной борьбы с более интеллектуально развитым населением нашей страны, прикрытой большевиками рекламной кампанией под названием "пролетарская диктатура" и "коммунизм".
Та тяга к добру, что приводит к несчастью:
Наум Коржавин о российской интеллигенции
Ирина Дементьева
У лирика Коржавина, любимого друзьями за искренность, случилась редкая судьба гражданственного поэта. Тем более особая, что многое из того, что мы сегодня о себе знаем, он сказал первым. Задолго до Солженицына! При этом Коржавин был моложе и никогда не скрывал романтической привязанности к идеалам революции ("высокая вера в иные начала, о, как неохотно она умирала!..").
И надо же, еще подростком не поверил, "когда насквозь неискренние люди нам говорили речи о врагах". Уже отбыв срок за стихи и пережив ссылку, он - опять не ко времени! - окончательно расстался со своими коммунистическими иллюзиями. Честные соотечественники тоже расставались, но всего лишь со Сталиным, дышали оттепелью, предчувствием шестидесятых, новой верой в "социализм с человеческим лицом". А он, проникая вглубь болезни, как бы проделал на публике операцию на собственном сердце и, препарируя природу своего разочарования, с горечью писал о людях, которые "меры не знали", и о крахе гигантского эксперимента над историей. Емким словом "Нетерпение" Юрий Трифонов потом назовет свой роман о народовольцах, но первым его все-таки произнес Коржавин, с беспощадной точностью обозначив им "ту тягу к добру, что приводит к несчастью". Жаль, что его тогда плохо слушали, а многие так и не дослушали и не додумали сказанного и по сей день. Впрочем, издавали Коржавина мало, и можно только удивляться, как его стихи все-таки пробивались к массовому читателю, впечатываясь в память поколения в виде поэтических формул, которые интеллигенция затвердила раньше, чем становилось известно имя автора. И "Суровый жесткий человек, не понимавший Пастернака" (за эти стихи о Сталине его и посадили), и "Никто нас не вызовет на Сенатскую площадь", и "Был ты видом довольно противен", и "Кони все скачут и скачут, а избы горят и горят", и "Пушкинская легкость, в которой тяжесть преодолена", и строки "Об историческом недосыпе"...
В начале 70-х он во второй раз не по своей воле покинул Москву, на этот раз в западном направлении, и с тех пор живет за океаном в Бостоне (США). Живет по-прежнему Россией. Недавно отметил в Москве семидесятипятилетие. Тему беседы с корреспондентом "ОГ" определил сам - государственность и интеллигенция.
- Сто семьдесят пять лет назад на зависть тебе кого-то позвали на Сенатскую площадь. Тогда и родилась российская интеллигенция в том понимании, какое отличает ее, скажем, от сегодняшних интеллектуалов?
- Ну, я не датировал бы это рождение четырнадцатым декабря. Ведь уже и раньше был Радищев. Вообще история русской интеллигенции - трагическая даже не в том смысле, что ее притесняли, ее не всегда притесняли, а в смысле положения, в котором она находилась. Интеллигенция ведь дочь очень противоречивого указа "О вольности дворянской", когда освободили дворян от службы, от податей разных, а все остальное население не освободили ни от чего. Так вот, трагедия интеллигенции в том, что она всегда была против того, что ее породило. Но история - это другая тема. Я только хочу сказать, что в процессе отстаивания самой себя, поскольку русская интеллигенция всегда боролась с государством, у нее, хотя и не у всей, но у большей ее части, пропало само понимание необходимости государства, государственности. Более серьезными оказались земские интеллигенты. Они работали в реальном мире. Они были либералами, но понимали сложность жизни.
- Тогда чем объяснить, что из этого мало что получалось? До земской интеллигенции желали практически помочь государству и другие, например, славянофил Иван Аксаков. Написал потом об этом в стихотворении "Усталых сил я долго не жалел". Не жалел, пока не убедился в тщетности усилий - "за комаром бежим мы с топором, за мухою гоняемся с обухом". И посетовал, что "спит желанный гром"...
- Вот-вот. Интеллигенция жила ожиданием, и мало кто понимал, что революция - это несчастье. В начале XX века до этого додумалась "веховская" интеллигенция. Она осознала революцию как бунт неиспользованных возможностей. Многие поняли, что, как сказано у Мандельштама, "вернее труд и постоянство".
Интеллигенция в 17-м очень плохо понимала и очень плохо понимает до сих пор, что такое государственность и что для нее нужно, начиная с территории. Территория - это ведь тоже элемент государственности, и нельзя ее кромсать как угодно и думать, что государство уцелеет. Государство все-таки складывалось как-то, и нельзя просто так взять и устроить из России Швейцарию. А в 17-м году интеллигентская Дума, в сущности, толкнула государство в хаос.
Ходил русский интеллигент по улицам, скажем, Питера - а полицейский стоял на углу, а воры, в основном, сидели в тюрьмах, и всякое случалось, но был порядок. Русский интеллигент считал, что это вроде природного явления. Но порядок соблюдало государство, и никто не мог ворваться к тебе в дом и сказать - теперь я буду здесь жить, а ты уходи к чертовой матери, иначе в морду дам. Анархия - это кто палку взял, тот и капрал, а вовсе не свобода. Свободу может обеспечить только свободное государство, охраняющее права людей. Надо, чтобы человек понимал значение государства, зачем оно существует, чем живет, что оно может, чего не может.
- Но тебе ли не знать, что претензии интеллигенции не всегда беспочвенны. Да ведь если уж мы касаемся истории, и декабристы не от скуки вышли на Сенатскую площадь.
- Декабристы - иное дело. Там все-таки было крепостное право, и это мучило совесть любого человека. Я о другом говорю. Я против политического мистицизма. Против иллюзии, что придет революция и все разрешит. Революция не прекрасная дама. Не разрешит.
- Перестройка - это ведь тоже революция. Попытка приведения "мистической" роли государства к естественному положению вещей - защите прав и свобод человека.
- Интеллигенция не была готова к перестройке. Хотя все шло к тому и было ясно, что советская власть не навечно. На Западе уже происходили всякие симпозиумы о постсоветской ситуации, как будет все это развиваться. То есть ясно было, что система не работает, слишком много накопилось цинизма, и воровство по тогдашнему времени было гомерическим. Я когда-то сказал, что брежневщина - это сталинщина на свободе. Это сталинские выдвиженцы без сталинского кнута. Они воровали уже тогда, и воровали много. И сращение правоохранительных органов с криминалом уже тогда начиналось. Сталин уничтожил Россию, после этого можно было только ее возрождать, а вместо этого - казнокрадство.
Конечно, ситуация к перестройке была очень тяжелая. Вот Горбачев был государственный человек, но он боялся, понимал, с какой страной имеет дело. А от него требовали: даешь, даешь! Ведь к нему как относились? Свободу завоевали мы, а он у нас ее отнимает. А это не так. Если бы мы сами завоевали свободу, у нас и лидеры были бы настоящие, но мы не завоевали ее. Либеральная интеллигенция ее не завоевала, а получила. Интеллигенты не удержали власть.
- Горбачев сам в какой-то мере был либеральный интеллигент.
- Да. Но у Горбачева был опыт Андропова. Андропов ведь тоже хотел пойти на экономические реформы, и Горбачев, думаю, об этом знал. И когда Горбачев стал что-то делать, он понял, что ему не дадут, как не дали Андропову. Он хотел быть осторожным, а ему опять кричали: даешь, даешь! Требовали делить страну. Лично я не считаю, что кто-то выиграл оттого, что страну поделили. Конечно, прибалтам надо было дать какой-то статус особого района, они были готовы. А так везде процветает воровство, короче говоря, во всех республиках положение такое же, как в России.
- То есть в этих процессах роль российской интеллигенции кажется тебе ущербной?
- Обвинять нельзя, потому что не было ни опыта, ни навыков. И в то же время сама она должна с себя спросить. Потому что надо было все-таки думать, что происходит.
- Где бы ты, на какой стадии ощутил опасность и остановился?
- Я много раз об этом говорил - реформы Гайдара. Как это было сделано. И Беловежская пуща - это, конечно, преступление. Не захотели бы, никакая Украина бы не отделилась.
- Но ведь интеллигенция могла подумать, что выбор - дело самой Украины и ее народа, что после развала всех империй останавливать ее силой неинтеллигентно.
- А интеллигентно разорить всю страну? Мало ли чего кому захочется. Кроме прав человека должна быть сила, которая эти права охраняет, а это все-таки государство.
А то веселая команда Чубайса пришла и сказала всем: вы ничего не понимаете, вот мы все приватизируем, это и будет демократия. Такая демократия и получилась. Так плевать на народ нельзя.
- Ну, ладно. Концепция у тебя, я вижу, достаточно пессимистичная. "Вернее труд и постоянство", так ведь Мандельштам говорил это с грустью - поскольку "жертвы не хотят слепые небеса" (слепые!). Может, все дело в нежелании ничем пожертвовать ради демократии? Интеллигенция у нас и так долго жила во всех отношениях трудно, что инстинктивно боится новых жертв, тем более что почти все прошлые оказались напрасны.
- Жертвы приносятся, только жертвовать предпочитают почему-то не самими собой. Надо было оставаться с народом, тогда возможно что-то контролировать, на что-то влиять. А мы не делали этого. Мы оставались среди умных, на своей великолепной кухне. Интеллигенция ударяется в эйфорию, вместо того чтобы думать. Политика - не для самовыражения, за это платят другие люди. Политика - очень мещанское дело, не поэтическое.
А когда государство отдают в руки комсомольцев - Чубайс к этому тоже причастен - и когда они начинают выдавать лицензии на вывоз полезных ископаемых, то есть на дивиденды, получая за это 99 процентов! Нигде такого не было... А поскольку страну разворовывают, то преобладают взгляды - назад в зад, там теплее.
- Поэзия, как ты говорил, ответ гармонии на дисгармоничность мира. Но, может быть, и сама интеллигенция имеет свое, не столь прямое, но самостоятельное влияние на жизнь, на политику? Ты сам писал: "Мы опыт столетий, их горечь, их гуща..."
- Интеллигенция обязана влиять на жизнь тем, что создает в обществе ощущение истины.
P.S. Предвижу чье-то огорчение. Как? Человек, который в самые трудные годы жил по собственному высочайшему указу о вольности поэта, вдруг развивает охранительные мотивы, оберегая государство, и от кого? - от интеллигенции.
Ловить Коржавина на противоречии самому себе бесполезно, тем более что, говоря о роковых заблуждениях российского общества, он ни в коей мере не отделяет себя от него, ни от чего в своем прошлом не отказываясь, как сказал бы Пушкин, строк печальных не смывая. Противоречив получается не Коржавин, а мир, в котором ему (и нам) довелось жить. Впрочем, есть в его "противоречиях" и совсем особенные, он с ними родился. Например, жалел своих постаревших палачей: "Я с ними сам на тесных нарах делил баланду и тоску".
Его недавно вышедшая книга называется "К себе".
Для недоверчивых - еще один фрагмент беседы, можно сказать, уже за ее пределами (диктофон работал).
- Знаешь, я приехал в Москву в 89-м году, присутствовал на одной встрече, где было много образованных людей. Я послушал их, и у меня вдруг непроизвольно потекли слезы. Не от растроганности. Я понимал, они движутся к краю пропасти. А взглянул на них и увидел, что они счастливы! И ощутил боль.
Это - тоже Коржавин. Это - тот же Коржавин.
Как я уже и писала, на дореволюционную Россию люди смотрят по-разному. Одни говорят, что она была хоть и отсталой, но очень динамично развивающейся страной, и это-то динамичное развитие очень не нравилось мировому закулисью и погубило ТУ Россию; вторые возражают, что была и нищета, и отсталость, и неграмотность, и зависимость от иностранного капитала. Не будем продолжать этот бесконечный спор, а поставим вопрос по-другому. Итак, если правы вторые, то у ВОСР были объективные причины и обсуждать тут нечего. Но если правы первые, утверждающие, что народ в старой России жил лучше, чем при Советах и, если б не войны и не революции, Россия заняла бы к двадцатым годам лидирующее положение в Европе, а к тридцатым в мире, то встает вопрос - почему же, если с экономикой, то есть с базисом, все было в порядке, заплясал вдруг «красный семнадцатый год»? Что же, 150-миллионный народ, живущий в благополучной стране, внезапно с ума сошел? Попробуем разобраться.
С. Кара-Мурза в своей книге «Манипуляция сознанием» ссылается на учение Антонио Грамши, а Грамши «... уходит от "экономического детерминизма" истмата, который делает упор на базисе, на отношениях собственности. Согласно Грамши, экономика - скелет общества, а идеология - его "кожа"».
И далее: «Таким образом, государство, какой бы класс ни был господствующим, стоит на двух китах - силе и согласии. Положение, при котором достигнут достаточный уровень согласия, Грамши называет гегемонией. Гегемония - не застывшее, однажды достигнутое состояние, а тонкий и динамичный, непрерывный процесс. При этом "государство является гегемонией, облеченной в броню принуждения».
Кто главное действующее лицо в установлении или подрыве гегемонии? Ответ Антонио Грамши однозначен - интеллигенция. Что же происходило в дореволюционной России? «Постановщики... искали трещины в монолите гегемонии и стремились расширить эти трещины...»
А с чего все началось? О, истоки затеряны в глубине веков, но мы в дебри истории лезть не будем, а начнем с тех, с кого начинает Ленин в своей статье «Памяти Герцена». Итак, по Ленину, сначала дворяне и помещики, декабристы и Герцен. Выперлись, понимаешь, на Сенатскую площадь! Кто их просил?!
Я в молодости относилась к декабристам с немалой симпатией. Ах, Полярная звезда пленительного счастья! Ах, из искры пламя во глубине сибирских руд! Ах, подвиг декабристок! Ах, узок их круг и страшно далеки они от народа! Ах, им было что терять!.. Но, заматерев и сделавшись государственницей, я поняла, что господа дворянские революционеры просто с жиру бесились и жаждали власти (Пестель тот вообще в диктаторы-бонапарты метил), а Николай Павлович таки был прав! К сожалению, дело декабристов не пропало - они разбудили Герцена, а он смылся в Лондон и давай звенеть в свой хренов «Колокол»! И его звон подхватили так называемые революционеры-разночинцы и методично принялись расширять трещины в монолите гегемонии, другими словами, размывать огромную плотину. Как же расширялись трещины?
Дискредитировалась вся вертикаль власти - от императора, губернаторов и министров до градоначальников мелких уездных городишек. Все начинания власти, пусть даже дельные и разумные, извращались, высмеивались и дискредитировались, все промахи власти, даже самые мельчайшие, раздувались до небес. Ругать, критиковать власть сделалось модным, цивилизованным, прогрессивным.
Охаивалась полиция, прежде всего полиция политическая, тайная. Полицейских презирали, назвали сатрапами, провокаторами, кровопийцами. Армейские офицеры считали постыдным для себя подать руку офицеру жандармскому, а ведь полиция делала важнейшее дело - пыталась защитить державу от тех, кого Достоевский назвал бесами! И за это сотни служащих полицейского ведомства, от министров до городовых, стали жертвой революционеров-террористов.
Точно так же охаивалась и армия. Любая война объявлялась преступлением, а сама армия - тормозом прогресса. Патриотизм стал немодным и объявлялся пережитком старины. Организаторов патриотических митингов высмеивали и называли черносотенцами и охотнорядовцами.
Поливалась грязью православная вера. Так называемые интеллигенты насмехались над «жадными, пузатыми, пьяными попами-мракобесами», а сами в это время (свято место пусто не бывает!) частенько увлекались разного рода мистическими учениями или даже спиритизмом, или переходили в католичество.
Напротив, всякого рода «революционеры» объявлялись героями, борцами за свободу, лучшими людьми, солью земли.
И вот к концу 19-началу 20 века расширение трещин и размывание плотины стало приносить плоды. Создается впечатление, что так называемая образованная часть общества сходит с ума! В. Засулич, которую в любой так называемой цивилизованной стране запятили бы на каторгу, оправдывает суд присяжных, и «общественность» рукоплещет этому! Во время русско-японской войны «интеллигенты» посылают японскому императору восторженные телеграммы - поздравляют с победами! О человеке судят не по его качествам - уму и таланту, а по степени его радикальных убеждений. Если человек не выражает враждебности существующему строю, его не ставят ни во что! Вспомните случай с философом Розановым и издателем Сытиным! Какой-нибудь его превосходительство, который должен бы быть столпом империи, днем может в своем присутствии говорить правильные вещи, а вечером в дружеском и семейном кругу с удовольствием фрондировать. Фрейлины, представительницы самых знатных фамилий, распространяют по городу самые грязные слухи и сплетни об императорской семье. Банкиры и промышленники финансируют разного рода нелегальные организации, аристократы порой хранят в своих особняках нелегальную литературу. Университеты становятся рассадниками вольнодумства.
Я сгущаю краски? Отнюдь. Вчитайтесь внимательнее в литературу - дореволюционную, советскую, современную... О, там можно найти много интересного!
Вот «Белеет парус одинокий» В. Катаева. Вот кто мне объяснит, почему мальчик Петя из интеллигентной семьи разносит патроны повстанцам? Куда смотрят папа и тетя? Почему папа-интеллигент помогает скрыться матросу-бунтовщику? А момент, когда Петя потрясенно слышит, как его тетя истерически кричит: «Пусть, пусть дети слышат и знают, что у них царь - дурак и пьяница, да еще и битый бамбуковой палкой по голове, а лучшие люди России гниют на каторге...» Эх, тетя, тетя! Горе тому, кто соблазнит одного из малых сих!
А вот «Кондуит и Швамбрания» Л.Кассиля. Почему все гимназисты (за редким исключением), одноклассники героя, юноши из далеко не бедных семей восторженно приветствуют революцию? Почему лепшим другом для них становится комиссар? И хотя материальное положение семьи героя после революции резко ухудшается, все равно «даешь революцию!» Хорошо написал об этом А. Бушков в «Красном монархе».
Вот книжка нашего детства «Фонарик» Елены Верейской. Так, пролетарка Таня-революционерка нас не интересует, а вот рассказ про гувернантку-революционерку Киросеньку очень примечательный. Снова та же история - интеллигентное семейство помогает гувернантке скрыться от полиции. А какую песню поют эти милые люди на вечеринке? «Как у нас на троне чучело в короне! Ай да царь, ай да царь, православный государь!»
А.Степанов. «Порт-Артур». Это вообще кошмар! Читать противно! Офицеры вместо того чтоб воевать, ведут революционные разговоры и развлекаются с б...ми.
Б.Акунин. «Статский советник».. Честный офицер не хочет служить в жандармерии... «Любовница смерти»... Героиня и герой (Фандорин) видят патриотический митинг купцов-охотнорядовцев (опять же обратите внимание на постановку вопроса!) и героиня манерно говорит нечто вроде: «А мы вот образованные люди, но нам и на патриотизм, и на Россию наплевать...»
Недавно прочитанная мною книга «Майя» Надежды Муравьевой. Прощание «общественности» с покойным Львом Толстым. Вдали теснится всеми презираемая полиция...
И подобных примеров я могу привести еще множество, ибо имя им - легион.
В этой атмосфере всеобщего умопомешательства и шабаша иногда звучали здравомыслящие голоса. Уже упоминаемый мною Розанов писал: «Русская печать и общество, не стой у них поперек горла "правительство", разорвали бы на клоки Россию, и раздали бы эти клоки соседям даже и не за деньги, а просто за "рюмочку" похвалы. И вот отчего без решительности и колебания нужно прямо становиться на сторону "бездарного правительства", которое все-таки одно только все охраняет и оберегает».
Но эти здравомыслящие голоса тонули в диких визгах и воплях либералов. Что-что, а вопить они умеют!
О, господа либералы были очень хорошими прогрессивными людьми! Они говорили, что любят Россию и ненавидят только власть - проклятый царский режим. Они хотели как лучше, и сначала все действительно шло вроде бы хорошо. Даже великие князья нацепили на грудь красные банты и интеллигенция «насладившись в полной мере великолепным зрелищем революции,...приготовилась надеть свои мехом подбитые шубы и возвращаться обратно в свои уютные хоромы, но шубы оказались украденными, а хоромы были сожжены...»
И вот тогда начался плач Иеремии: «Мы хотели как лучше!» Ну да, а получилось как всегда....
И по сей день духовные потомки той гнилой интеллигенции, «злейшего врага русского народа», оплакивают доброе старое время. И когда вы услышите такие плачи, поинтересуйтесь у страдальцев, кем были их предки до революции? Если они действительно принадлежали к образованному классу (а то, знаете ли, сейчас все у нас в графья да князья полезли), спросите, как их доблестные предки защищали и берегли ту Россию, которую мы потеряли? Конечно, они тут же лживо скажут вам, что их предки грудью стояли за веру, царя и отечество. Тогда попробуйте бросить им в лицо факты, подобные тем, на которые указываю здесь я. А вообще «описание противоправительственной деятельности русской аристократии и интеллигенции могло бы составить толстый том...», как заметил А.Бушков.
И помните о ручейке, который может размыть огромную плотину. Как говорит С. Кара-Мурза, допускать такого ручейка ни в коем случае нельзя! Патриот преградит путь ручейку! Быть может даже, своим телом!
От блога на Сандра (Планета sAnDRA_NOVA)
